Проза периода Великой Отечественной войны

Сегодня мы…

· Поговорим об особенностях прозы периода Великой Отечественной войны.

· Рассмотрим литературные жанры, которые были особенно важны во время Великой Отечественной войны.

· Поговорим о писателях-прозаиках, творивших во время Великой Отечественной войны.

На предыдущем занятии мы говорили о том, насколько популярна и важна была поэзия во время Великой Отечественной войны. Однако не только в поэзии отразились военные темы.

Советский поэт Николай Тихонов в одной из своих статей вспоминал:

«Никогда не было такого разнообразия в писательском арсенале! Краткие яркие корреспонденции, зарисовки сразу после боя, впечатления, наблюдения, портреты отдельных героев, листовки, боевые листки, обращения к солдатам противника, многочисленные выступления по радио, статьи, и стихи, и призывы, обращённые в края, оккупированные фашистами, материалы для партизанской печати, очерки, рассказы, беседы, фельетоны, обзоры, рецензии…»

Добавим к этом повести и романы, произведения драматургии – и перед нами развернётся полная картина жанров литературы в период Великой Отечественной войны.

Но какие жанры были наиболее популярными? Те, которые можно было легко печатать в газетах.

Именно газеты в то время стали самым влиятельным организатором литературного процесса. Они были посредниками между читателями и писателями. Многие авторы служили корреспондентами в таких изданиях, как «Красная звезда», «Во славу Родины», «Комсомольская правда», «Правда», «Известия».

Речь о таких писателях, как Константин Симонов, Александр Твардовский, Алексей Толстой, Андрей Платонов, Константин Паустовский, Илья Эренбург, Борис Полевой, Александр Фадеев и т. д.

При газетах даже была учреждена особенная должность – писатель.

Многие авторы писали как поэзию, так и прозу. Александр Твардовский замечал:

«Я писал очерки, стихи, фельетоны, лозунги, листовки, песни, статьи, заметки — всё».

Для прозы в военные годы оказалось важным то же самое, что и для поэзии: оперативность реагирования на новости с фронта, лаконичность, малый объём и доходчивость.

Поэтому самыми популярными газетными жанрами была публицистическая статья и корреспонденция, фронтовая хроника.

Однако за эти жанры взялись мастера слова. И публицистические жанры начали преображаться в художественные. Статья преобразилась в эссе, корреспонденция и хроника превращались в очерки и рассказы. В произведения, которые предназначались для одного дня, авторами вкладывалась душа. И такие тексты до сих пор можно посчитать произведениями с высоким уровнем художественности.

Как мастера художественного очерка нужно отметить Илью Григорьевича Эренбурга, человека с удивительной и тернистой судьбой.

Он родился в зажиточной еврейской семье ещё в 19 веке и успел внести свой вклад в литературу Серебряного века. Он перенёс арест и эмигрировал из СССР – и стал теперь уже эмигрантским писателем. Перед самой войной уже пятидесятилетний Эренбург вернулся на родину. И сразу же включился в литературный процесс. О начале своей деятельности как военного корреспондента Эренбург вспоминал:

«Я написал первую военную статью. Позвонили из ПУРа, просили зайти в понедельник в восемь часов утра, спросили: «У вас есть воинское звание?» я ответил, что звания нет, но есть призвание: поеду, куда пошлют, буду делать, что прикажут».

За всю войну Илья Эренбург написал около 1500 эссе и очерков – три тома текстов! И все они прочитывались от корки до корки бойцами – их ценили настолько, что газеты с ними даже не пускали на самокрутки.

В художественных очерках Эренбурга лаконизм и меткость детали соединяются с эмоциональностью и патриотическим пафосом. Он переходит от детали к обобщению, от нежности и лиричности – к пламенному призыву.

«Стоят яркие осенние дни. Вокруг блиндажей берёзы как бы истекают кровью. Зловещая пестрота осенних листьев сродни войне. А многие деревья обломаны осколками мин. Железо выело воронки. Вместо деревни — трубы, да и лица не те, кажется, что война их заново вылепила. Была в них мягкость, как в русском пейзаже, который так легко воспеть и так трудно изобразить, — бескрайний, лиричный, едва очерченный. Такими были и люди. Теперь лица высечены из камня»

Евгений Евтушенко уже в двадцать первом веке писал про Эренбурга:

Он, всех маршалов наших умней,

нас привёл в сорок пятом к победе.

Именно в одном из очерков Ильи Эренбурга появилось бессмертное сочетание «День Победы».

А вот Константин Михайлович Симонов тяготел к «сюжетным» очеркам. Так что они сближались с рассказами – ещё один жанр, который был популярен в период Великой Отечественной войны. В очерках и рассказах Симонов повествует о военных событиях, которым он был свидетелем, и о людях, с которыми свела его война. Таких произведений, основанных на портретах, в творчестве Симонова множество. Они наполнены диалогами и действием, часто написаны в настоящем времени, так что читатель чувствует себя вовлечённым в события.

Много места в таких текстах автор уделяет даже не боям, а рядовым картинам солдатского быта. Это долгие переходы по распутице и холоду, необходимость вытаскивать завязшие машины, голод, недостаток курева, бесконечная усталость:

«Школенко отрапортовал и, выслушав благодарность капитана, отошёл на пять шагов и ничком лёг на землю.

Усталость сразу навалилась на него. Открытыми глазами он смотрел на травинки, росшие около, и казалось странным, что все это было и кончилось, а он вот живёт, и кругом растёт трава, и все кругом такое же, как было утром».

В рассказах и очерках Андрея Платоновича Платонова война между советскими и фашистскими войсками – это война между силой духа и пустотой души. Военная правда и картины фронтового быта сливаются в творениях Платонова с его метафорическим стилем. Величие духа советского солдата – вот тема, которую неизменно поднимает автор.

«Одухотворённые люди» – так называется один из самых выразительных текстов Платонова. У этого текста есть подзаголовок: «Рассказ о небольшом сражении под Севастополем». Но небольшая, казалось бы, стычка с немецкими танками и пехотой перерастает в почти эпическое сражение. Автор подробно показывает мысли и чувства бойцов, бегущих в атаку, швыряющих в танки гранаты и ложащихся под гусеницы. Несмотря на весь свой страх, всю печаль о покинутых невестах и домах – бойцы идут на смерть с яростью, а временами и с радостью. И именно этот несгибаемый дух заставляет противника отступить:

«Они могли биться с любым, даже самым страшным, противником. Но боя со всемогущими людьми, взрывающими самих себя, чтобы погубить своего врага, они принять не умели».

А вот Алексей Николаевич Толстой больше тяготел к показу прошлого – ведь он как раз писал историческую прозу. Поэтому он ставит в центр своих произведений духовные, патриотические и ратные традиции русского народа.

Для него советские солдаты – достойные наследники других защитников Родины, тех, кто

«оберегая честь отечества, шёл через альпийские ледники за конём Суворова, уперев штык, отражал под Москвой атаки кирасиров Мюрата, в чистой тельной рубахе стоял — ружье к ноге — под губительными пулями Плевны, ожидая приказа идти на неприступные высоты».

В очерке «Родина» Толстой словно бросает взгляд на всю историю русской земли, обращается к героическим деяниям предков и приходит к выводу, что современники ответственны перед предками за судьбы своей земли – особенно в тревожное военное время.

Через весь очерк проходит девиз многих поколений русских людей: «Ничего, мы сдюжим!»

Очерки и рассказы Василия Семёновича Гроссмана поражали высоким правдоподобием – ведь он не просто выезжал в дивизии и беседовал с солдатами, он сам был на передовой. Одним из высших творческих достижений писателя в годы войны стали Сталинградские очерки. Это, например, очерк «Сталинградская боль» – о легендарном снайпере Анатолии Чехове. Позже этот очерк будет переиздан под заглавием «Глазами Чехова».

Анатолию Чехову в этом очерке идёт всего-то двадцатый год. Гроссман расспрашивает его самого о его истории и рисует портрет жалостливого мальчика, из которого на войне выковывается безжалостный мститель:

«Юный Чехов, любивший книги и географию, мечтавший о далёких путешествиях, нежный сын и брат, не стрелявший в детстве из рогатки — «жалел бить по живому», стал страшным человеком: истребителем оккупантов. Не в этом ли железная, святая логика Отечественной войны?»

В очерке сочетаются элементы публицистики и художественной прозы. В нём есть элементы биографии самого Чехова, его рассказ от первого лица автору. И есть описания действий снайпера уже от третьего лица.

Во время Великой Отечественной войны авторы писали и более крупные тексты. Василий Гроссман – автор повести «Народ Бессмертен», Константин Симонов написал повесть «Дни и ночи», Михаил Шолохов начал работу над крупным романом «Они сражались за Родину». Александр Бек написал полудокументальную повесть о героях-панфиловцах – «Волоколамское шоссе».

Первой серьёзной попыткой показать – как жилось на оккупированных территориях, стала повесть Бориса Горбатова «Непокорённые».

«…жить было невозможно. He убили, но в любую минуту могли убить. Могли ворваться ночью, могли схватить среди бела дня на улице. Могли швырнуть в вагон и угнать в Германию. Могли без вины и суда поставить к стенке; могли расстрелять, а могли и отпустить, посмеявшись над тем, как человек на глазах седеет. Они всё могли».

Литературные традиции, заложенные поэтами и прозаиками в годы Великой Отечественной войны, продолжали развиваться и обогащаться и спустя годы после Победы. И сейчас мы можем выделить три потока литературы о войне.

Первый – это художественно-документальные произведения. Часто они писались непосредственно по следам каких-то событий. В их центре – реальные люди и реальные подвиги. К этим произведениям можно отнести почти все тексты, о которых мы говорили сегодня. И многие повести и романы, написанные уже после войны – это «Молодая гвардия» Александра Фадеева, «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого и так далее. В этих произведениях обращает на себя внимание достоверность, стремление к точной передаче исторических событий.

Второй поток – героико-эпические произведения. В них воспевался подвиг народа и осмысливался масштаб происходящих событий. Непревзойдённым образцом здесь можно назвать поэму «Василий Теркин» Александра Твардовского. Расцвет таких произведений произойдёт во второй половине 50-х гг. В это время выходят «Судьба человека» Михаила Шолохова, «Живые и мёртвые» Константина Симонова, «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана.

В масштабных произведениях авторы пытаются показать все стороны войны – обычно через солдатские судьбы.

Третий поток – это так называемая «лейтенантская проза» или «окопная правда». Он начинается с повести Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда». И к нему относятся «Батальоны просят огня» Юрия Бондарёва, «Убиты под Москвой» Константина Воробьёва, «А зори здесь тихие…» Бориса Васильева и так далее.

Этот жанр чужд псевдоромантики и казённого патриотизма. Повествователи стремятся не охватить все стороны войны, а показать военную правду глазами простых солдат и офицеров. В «лейтенантской прозе» поднимаются сложные, порой неразрешимые нравственные вопросы и проблемы. Авторы сосредоточены на показе трагичности войны.

Писатели Великой Отечественной войны своими глазами видели то, о чём писали. Только в первые дни войны из московской организации писателей ушла на фронт почти треть. А всего в действующей армии служило больше тысячи писателей – и из них почти половина не вернулась с фронта. Такой оказалась цена за Слово о войне.

Эрнест Хэмингуэй заметил как-то:

«Писать правду о войне очень опасно и очень опасно доискиваться правды... Когда человек идёт на фронт искать правду, он может вместо неё найти смерть. Ho если едут двенадцать, а возвращаются только двое — правда, которую они привезут с собой, будет действительно правдой, а не искажёнными слухами, которые мы выдаём за историю».