Рассказы А. П. Чехова «Злоумышленник», «Размазня»

Сегодня на уроке мы:

- поговорим о рассказах Антона Павловича Чехова «Злоумышленник» и «Размазня»;

- обратим внимание на смешное и несмешное в них.

В словаре Ушакова читаем: «ЗЛОУМЫШЛЕННИК  (книжн. офиц. устар.). Человек, совершивший преступление с заранее обдуманным намерением».

Какое же преступление совершил герой чеховского рассказа?

Денис Григорьев – мужик, бедный крестьянин. О его бедности говорит его внешний вид:

Маленький, чрезвычайно тощий мужичонко в пестрядинной рубахе и латаных портах. Его обросшее волосами и изъеденное рябинами лицо и глаза, едва видные из-за густых, нависших бровей, имеют выражение угрюмой суровости. На голове целая шапка давно уже нечесанных, путаных волос, что придает ему еще большую, паучью суровость. Он бос.

Он совершил преступление, которое может повлечь за собой крушение поезда, гибель многих людей. Он отвинтил гайку от рельса. По злому умыслу, по шалости, по недомыслию? Нет, совершенно осознанно. Гайка нужна ему в хозяйстве:

— Для чего же тебе понадобилась эта гайка?

— Гайка-то? Мы из гаек грузила делаем...

Разговор следователя и Дениса всё время идет по замкнутому кругу. Они не понимают друг друга. Следователь считает, что мужик прикидывается глупым, а мужик удивляется непонятливости образованного барина.

— Так ты говоришь, что ты отвинтил эту гайку для того, чтобы сделать из нее грузило?

— А то что же? Не в бабки ж играть!

— Но для грузила ты мог взять свинец, пулю... гвоздик какой-нибудь...

— Свинец на дороге не найдешь, купить надо, а гвоздик не годится. Лучше гайки и не найтить... И тяжелая, и дыра есть.

Мужик явно лукавит: грузила делались и из черепков, и из камня. Вопрос в том, что гайки – самое удобное и дармовое средство, которое легко взять. И кража которого, по сути, не является кражей: это ведь такая мелочь!

Но мелочи могут приводить иногда к большим последствиям.

Временами – к страшным последствиям.

— А отчего, по-твоему, происходят крушения поездов? Отвинти две-три гайки, вот тебе и крушение!

Денис усмехается и недоверчиво щурит на следователя глаза.

— Ну! Уж сколько лет всей деревней гайки отвинчиваем и хранил господь, а тут крушение… людей убил… Ежели б я рельсу унес или, положим, бревно поперек ейного пути положил, ну, тогды, пожалуй, своротило бы поезд, а то… тьфу! Гайка!

Мелочь перестает быть мелочью. Одна гайка превращается в сотни, а это уже может привести к гибели людей.

Но крестьянин не может осознать, к чему ведет его мелочное воровство – ведь он не имел злого умысла.

— Дураком каким прикидывается! Точно вчера родился или с неба упал. Не догляди сторож, так ведь поезд мог бы сойти с рельсов, людей бы убило! Ты людей убил бы!

— Избави господи, ваше благородие! Зачем убивать? Нешто мы некрещеные или злодеи какие?

И перед нами встает основной вопрос рассказа: Денис – злоумышленник или нет?

И получается, что речь в рассказе идёт о разных, несовместимых нравственных представлениях.

Позиция следователя – позиция закона.

Есть кража гаек. Она может повлечь за собой гибель людей. Есть злоумышленник. Он должен быть наказан в соответствии с нормами.

Седьмого числа сего июля железнодорожный сторож Иван Семенов Акинфов, проходя утром по линии, на 141-й версте, застал тебя за отвинчиванием гайки, коей рельсы прикрепляются к шпалам. Вот она, эта гайка!.. С каковою гайкой он и задержал тебя.

"Надо судить умеючи, не зря... Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести..."

Жить по совести – вот какова позиция крестьянина.

Но в чём же она?

Денис Григорьев считает, что судить нужно "за дело", за действительный проступок, за настоящее преступление. Обвинение в том, что он откручивал гайки, серьёзным "делом", конечно, не является. Почему? Потому что все крестьяне в этих местах занимаются тем же – откручивают гайки на грузила. Разве кому-то есть разница – откуда мужик возьмет грузило? А гайки железной дороги очень хорошо приспособлены под крестьянские нужды.  

С Митрофаном Петровым... Нешто не слыхали? Невода у нас делает и господам продает. Ему много этих самых гаек требуется. На каждый невод, почитай, штук десять...

Крестьянин искренне не понимает логики следователя. В сознании мужика не укладывается, почему из-за одной гайки он станет убийцей.

Крестьянская голова устроена так, что отними малое от большого, большого не убудет, оно не станет меньше, авось ничего дурного не случится:

 "Ежели б я рельсу унёс или, положим, бревно поперёк ейного пути положил, ну, тогды, пожалуй, своротило бы поезд, а то... тьфу! гайка!"

Кражи и драки – "законные" проступки, они совершаются против "совести". Отвинчивание гаек не является проступком, потому что про него никто никогда не слышал. Мужик привык всё считать общим достоянием, то есть ничьим и своим. То, что лично не принадлежит другому человеку, может быть взято. Совесть мужика в этом случае молчит. Раз Денис Григорьев отвинчивал гайки, как и все мужики, и вся деревня знала, откуда крестьяне берут грузила, значит и кражи не было. Вот какова логика крестьянина.

У Дениса Григорьева не было злого умысла.

Именно поэтому он хочет, чтобы следователь судил его "по совести". Он не видит за собой никакого преступления и не понимает, что сделался независимо от своей воли преступником. Мужик настаивает на том, чтобы его судили по нравственным законам, которые он впитал с молоком матери, а не по тем новым, просвещённым, которые привнесены образованными людьми, которые чужды его сердцу и его разуму, всему образу его жизни и которые он не понимает и не принимает.

И даже когда его выводят из комнаты, он все равно остается в уверенности, что страдает из-за наговора старосты, ведь «гайка - тьфу!»:

Кузьма не платит, а ты, Денис, отвечай... Судьи! Надо судить умеючи, не зря... Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести...

Разрешен ли в рассказе этот нравственный конфликт двух систем? К сожалению, он не разрешен и сегодня.

Заметим, что Денис Григорьев употребляет характерное слово "унёс" (не "украл", а именно "унёс"): "Ежели бы я рельсу унёс..." Уже в наше время появились слова "несун", "несуны", которыми стали обозначать воров, крадущих продукты или другие предметы с предприятий. В этом виден отголосок той самой крестьянской нравственной нормы: если от много взять немножко – это не кража, а просто дележка. Народ не назвал "несунов" ворами. Значит, в его нравственном представлении через годы так и живет упрямое «по совести».

В рассказе «Размазня» тоже беседуют двое. И тоже один наделен властью, а другой совершенно бесправен перед ним.

На днях я пригласил к себе в кабинет гувернантку моих детей, Юлию Васильевну. Нужно было посчитаться.

Барин, хозяин, работодатель вежлив и корректен, но от этого не лучше для гувернантки.

Малейшие ее попытки – робкие и слабые – возразить отвергаются категорическим: «У меня так записано».

Договорились мы с вами по тридцати рублей в месяц...

— По сорока...

— Нет, по тридцати... У меня записано...

Ну-с, прожили вы два месяца...

— Два месяца и пять дней...

— Ровно два месяца... У меня так записано.

Десятого января вы взяли у меня десять рублей...

— Я не брала, — шепнула Юлия Васильевна.

— Но у меня записано!

Неприкрытый грабеж ведется с учетом всех промахов со стороны гувернантки:

Вычесть девять воскресений... вы ведь не занимались с Колей по воскресеньям, а гуляли только... да три праздника...

Бедная – в самом прямом смысле этого слова – женщина может только краснеть и плакать, но не защищаться.

Она, обобранная хозяином дома, даже благодарит его за полученный остаток:

И я подал ей одиннадцать рублей... Она взяла и дрожащими пальчиками сунула их в карман.

— Merci, — прошептала она.

Хозяина «охватила злость». Он негодует на гувернантку за ее робость и покорность.

Я вскочил и заходил по комнате. Меня охватила злость.

— За что же merci? — спросил я.

— За деньги...

— Но ведь я же вас обобрал, чёрт возьми, ограбил! Ведь я украл у вас! За что же merci?

— В других местах мне и вовсе не давали...

Хозяин хочет научить женщину защищать себя, отстаивать свои интересы. Он дал ей «жестокий урок». А вправе ли он так поступать? Ведь за два месяца, надо думать, характер гувернантки изучен достаточно. Она после «урока» даже порадоваться полному жалованию сил не имеет:

Она кисло улыбнулась.

«Шутка» этого хозяина закончилась благополучно. Предыдущие, видимо, «шутили» жестче:

— В других местах мне и вовсе не давали...

Робкая Юлия Васильевна живет в этом мире честным трудом, за который не всегда получает сполна. Ей не к кому обратиться за помощью, некому даже пожаловаться. Она привыкла быть обобранной, обманутой, поэтому и удивляется полному жалованью:

Я отдал ей, к великому ее удивлению, все восемьдесят. Она робко замерсикала и вышла...

Хозяин – человек независимый, ему не нужно унижаться ради нескольких рублей. И хорошо уже то, что он понимает положение женщины. Он извиняется перед ней. И глубокомысленно замечает:

Легко на этом свете быть сильным!

И простой мужик Денис Григорьев, и интеллигентная Юлия Васильевна одинаково бесправны перед сильными мира сего.

Над мужиком и над гувернанткой можно посмеяться, но смех этот горек. Чехов показывает нам, насколько у темного забитого крестьянина и грамотной домашней учительницы одинаковы судьбы. Это судьбы рыб, которых можно, поймав, отпустить в воду, а можно и съесть.