А. Т. Твардовский. «Василий Тёркин»

Во время войны с Финляндией (1939–1940 годы) газета Ленинградского военного округа начала печатать стихотворные фельетоны в картинках. Героем их был всегда удачливый и находчивый боец Вася Тёркин. Фамилия говорила сама за себя: любой враг будет перетёрт в порошок. «Родителями» Васи были писатели и поэты, входившие в редакцию газеты. В числе их и Александр Трифонович Твардовский.

Вася Тёркин был поистине былинным богатырём: он «врага на штык брал, как снопы на вилы». Человек «сам собой необыкновенный: богатырь, сажень в плечах», Вася никогда не терялся, мог взять в плен хоть одного языка, хоть целый вражеский взвод. Ни пушки, ни танки не могли напугать или сбить его с толку. Из любой ситуации он выходил с победой.

Бои отгремели, война закончилась. «Ушёл в отставку» и Вася Тёркин. В мирной обстановке ему нечего было делать. Его отвага, богатырская сила, смекалка не находили применения.

Но недолго пришлось отдыхать герою. «Грянул час, пришёл черёд», и Тёркин вновь встал в строй. Только теперь он уже был детищем одного Твардовского.

С первых дней годины горькой,

В тяжкий час земли родной

Не шутя, Василий Тёркин,

Подружились мы с тобой.

Так пишет, обращаясь к своему герою, Твардовский.

От прежнего Васи Тёркина мало что осталось – пожалуй, только имя и фамилия. Да ещё характер. Тёркин Твардовского тоже не трус, может потешить весёлой шуткой, острым словом.

А вот виду прежнего Тёркина новый Тёркин уступает. Теперь это обычный человек, простой парень, каких в армии было абсолютное большинство:

Скажем откровенно:

Красотою наделён

Не был он отменной,

Не высок, не то чтоб мал,

Но герой – героем.

Зачем понадобилось возрождать всем известного героя? Да ещё делать из богатыря обычного человека? Твардовский в самом начале своей «Книги про бойца» так объясняет появление Тёркина:

Жить без пищи можно сутки,

Можно больше, но порой

На войне одной минутки

Не прожить без прибаутки,

Шутки самой немудрой.

Без тебя, Василий Тёркин,

Вася Тёркин – мой герой.

Что же касается «обычности», то Тёркин Твардовского именно тем и был хорош, что не выделялся из числа других солдат. Твардовский постоянно указывает на то, что Тёркин – один из многих.

Парень в этом роде

В каждой роте есть всегда,

Да и в каждом взводе.

Бойцы любили Тёркина, верили в его существование. Некоторые даже уверяли, что служили с ним вместе. Так велика была популярность литературного героя. Со страниц книги он шагнул в реальную жизнь.

Автор ведёт своего героя по дорогам войны с самого её начала. Горькое время отступления, когда ноги отказывались идти:

То была печаль большая,

Как брели мы на восток.

Шли худые, шли босые

В неизвестные края.

Что там, где она, Россия,

По какой рубеж своя!

Тёркин – парень бывалый. Он на фронте не в первый раз и прекрасно понимает: нет ничего хуже тоски. Она вызывает неуверенность, страх. Особенно у таких молодых ребят, с которыми служит Тёркин:

Балагуру смотрят в рот,

Слово ловят жадно.

Хорошо, когда кто врёт

Весело и складно.

Чтобы понять, насколько ценно бодрое настроение на войне – нужно осознать, насколько страшна война.

В главе «Переправа» мы видим это. При этом поэт не нагромождает подробности, не громоздит пышные метафоры. Скупыми словами, как резкими мазками краски, Твардовский рисует провал переправы:

И увиделось впервые,

Не забудется оно:

Люди тёплые, живые

Шли на дно, на дно, на дно…

Твардовский не ставит Тёркина в какие-то особые, из ряда вон выходящие условия. Мы видим быт войны – то, что было привычно каждому солдату. Бои, привалы, госпитали, солдатский «дом отдыха», разведка, случайные встречи…

Сам присел, присел тихонько.

Повело его легонько.

Тронул правое плечо.

Ранен. Мокро. Горячо.

Только взял боец трёхрядку,

Сразу видно — гармонист.

Для началу, для порядку

Кинул пальцы сверху вниз.

Снова где-то на задворках

Мёрзлый грунт боднул снаряд.

Как ни в чём — Василий Тёркин,

Как ни в чём — старик солдат.

В народе говорят: «Храбр не тот, кто не боится, а тот, кто боится, но побеждает свой страх». Тёркин – живой, нормальный человек. Ему страшно, когда рядом шипит в снегу неразорвавшийся снаряд. И всё же, преодолев страх, Тёркин не только поднялся из сугроба, но и

…Обратясь к тому снаряду,

Справил малую нужду…

В поединке с немцем он избит не меньше своего противника – «огнём горит лицо». Но гнев за поруганную родную землю, злость на «даровым добром» разъевшегося врага придают ему силы для победы.

Ты не знал мою натуру,

А натура — первый сорт.

В клочья шкуру —

Тёркин чуру

Не попросит. Вот где чёрт!

Перед генералом Тёркин, как и почти каждый рядовой перед таким высоким начальством, робеет.

И хоть знает наперёд,

Что совсем не на расправу

Генерал его зовёт, —

Всё ж у главного порога

В генеральском блиндаже —

Был бы бог, так Тёркин богу

Помолился бы в душе.

Старику, хозяину избы, в которую зашёл отдохнуть, помогает с починкой вещей. Ведёт с ним «солдатский» разговор о войне. Даже суровой ворчливой хозяйке приходится по нраву.

Обернулась — и готово.

— На-ко, дед, бери, смотри.

Будет резать лучше новой,

Зря инструмент не кори.

Но куда-то шильцем сунул,

Что-то высмотрел в пыли,

Внутрь куда-то дунул, плюнул, —

Что ты думаешь, — пошли!

В госпитале, «не кичась родным краем», просто и тепло рассказывает о нём. И без громких фраз, так же просто признается в своей любви к нему.

Мне не надо, братцы, ордена,

Мне слава не нужна,

А нужна, больна мне родина,

Родная сторона!

Почти согласившись на уговоры Смерти умереть, Тёркин отвергает согласие, раз ему не придётся увидеть радость победы.

Дрогнул Тёркин, замерзая

На постели снеговой.

— Так пошла ты прочь, Косая,

Я солдат ещё живой.

Буду плакать, выть от боли,

Гибнуть в поле без следа,

Но тебе по доброй воле

Я не сдамся никогда.

Далеко ещё было до победы, но и автор, и герой верили: победа будет. Об этом в поэме говорится постоянно. Разные герои в разных ситуациях неуклонно твердят о победе. Ведь недаром

Бой идёт святой и правый,

Смертный бой, не ради славы —

Ради жизни на земле.

Василий Тёркин – герой поэмы. Но и автор книги в равной мере её герой. Иногда даже трудно понять, кому принадлежат слова – Тёркину или Твардовскому. Особенно, если речь идёт о Смоленщине. Тут оба говорят в один голос. И любовь к родной земле, и ненависть к её захватчикам у них общая.

Мать-земля моя родная,

Я твою изведал власть,

Как душа моя больная

Издали к тебе рвалась!

Я иду к тебе с востока,

Я тот самый, не иной.

Ты взгляни, вздохни глубоко,

Встреться наново со мной.

Но есть в книге глава, которая так и называется: «О себе». Поэт открыто заявляет, что имеет право писать о себе. Он так же, как и все, чувствует боль и унижение от того, что враг идёт по его родной земле.

Про себя? Упрёк уместный,

Может быть, меня пресёк.

Но давайте скажем честно!.

Что ж, а я не человек?

Я дрожу от боли острой,

Злобы горькой и святой.

Мать, отец, родные сестры

У меня за той чертой.

Нет таких сторон солдатской жизни, которые не были бы освещены в поэме. С котелком у полевой кухни и на полке бани, в окружении жадно слушающих бойцов и с гармошкой на случайной стоянке – где только ни видим мы Тёркина.

Всё есть в поэме. Нет только торжественных речей, громких призывов и лозунгов. Бои идут «ради жизни на земле». В атаку поднимаются по команде: «Взвод! За Родину! Вперёд!».

Именно это отсутствие поучительности, официальности и делает поэму такой правдивой. Ведь ещё в самом начале книги Твардовский писал:

А всего иного пуще

Не прожить наверняка —

Без чего? Без правды сущей,

Правды, прямо в душу бьющей,

Да была б она погуще,

Как бы ни была горька.

О Великой Отечественной войне написано много. О ней писали Шолохов и Симонов, Чаковский и Стаднюк, Берггольц и Долматовский…

Но самой известной, самой любимой стала «Книга про бойца». Уже во время войны Тёркин стал всеобщим любимцем. Даже Бунин, который весьма негативно относился ко всему советскому, от поэмы был в восторге. Он писал: «Василий Тёркин» – поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всём и какой необыкновенный народный солдатский язык – ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого слова».

И не только Бунин. Многие поэты и писатели признавали первенство «Василия Тёркина» перед их произведениями:

Константин Михайлович Симонов: «Василий Тёркин» – это лучшее из всего написанного о войне.

Фёдор Александрович Абрамов:

«Поэзия ещё не рождала такого героя, как Тёркин».

Григорий Яковлевич Бакланов:

«Только большие художники способны в одну судьбу вместить судьбу всего народа; потому каждый, читая книгу, находит в ней и самого себя».

А сам Твардовский с такими словами обращался к своему герою:

С первых дней годины горькой,

В тяжкий час земли родной,

Не шутя, Василий Тёркин,

Подружились мы с тобой.

От Москвы, от Сталинграда

Неизменно ты со мной —

Боль моя, моя отрада,

Отдых мой и подвиг мой!

Заканчивая поэму, Твардовский сожалеет о том, что приходится расставаться с полюбившимся всем героем. Ведь писалась «Книга про бойца» для бойцов – для всех, кто дожил до победы, и кто пал за неё.

Я мечтал о сущем чуде:

Чтоб от выдумки моей

На войне живущим людям

Было, может быть, теплей,

Чтобы радостью нежданной

У бойца согрелась грудь.               

Любой прошедший ту войну будет помнить Василия Тёркина. Так помнят лучших друзей, даже если их нет рядом. Тёркину – Тёркину Твардовского – уже 76 лет. Возраст немалый для человека. Но этому литературному герою годы не страшны.

Журнал «Русский репортёр» провёл в 2015 году социологическое исследование. По его результатам, текст поэмы занял 28-е место в топ-100 самых популярных в России стихотворных строк. И это среди русской и мировой классики.

Но почему же Тёркин был так близок читателю? В его образе отразились тысячи и тысячи советских солдат – простых, стойко терпящих тяготы войны, помогающих местным жителям и идущих в бой «не ради славы – ради жизни на земле».

Раньше бойцы узнавали в Тёркине самих себя. Теперь читатели узнают в этом герое своих дедов и прадедов – воинов-освободителей.

Тёркин был для меня … моей лирикой, моей публицистикой, песней и поучением, анекдотом и присказкой, разговором по душам и репликой к случаю.

Александр Трифонович Твардовский